Последний крик Натальи
— Лёша! — голос Натальи захлебнулся в крике. — Не уходи! Пожалуйста!
Но Алексей лишь сжал кулаки. Всё в нём кипело — обида, ярость, презрение. Он стоял на краю болота, где её тело погружалось всё глубже в тину. Когда-то он любил эту женщину до безумия. А теперь смотрел на неё, как на чужую.
— Ты меня предала, Наташа, — произнёс он хрипло. — Годами врала. Думаешь, я забыл твои глаза, когда ты ему писала? Думаешь, я не видел, как ты ждала его звонка?
— Это было давно… — она захлебнулась, хватая воздух. — Я всё осознала, Лёша… Я хотела всё вернуть!
Но он не слушал. Его будто ослепила месть. Перед глазами мелькали сцены — как она уходила из дома, как прятала телефон, как потом, с тем же лицом, целовала его сына на ночь.
— Поздно, — прошептал он. — Болото само решит, что с тобой делать.
Он развернулся. Шаг. Второй. Болото чавкало за спиной, словно дышало. Ему казалось, что оно тоже злое — как он.
Вдруг тишину прорезал пронзительный визг.
— Лёшаааа! — Наталья закричала так, что у него по спине прошёл холод. — Помоги! Ради сына! Ради Ильи!
Илья. Имя сына ударило по сердцу, как нож. Он остановился. Ему показалось, будто мальчик стоит где-то рядом и смотрит — испуганный, непонимающий.
— Чёрт… — прошептал Алексей, обернувшись.
Наталья уже почти скрылась под водой, лишь её руки, покрытые грязью, тянулись к нему. Её глаза — не злые, не лживые — просто отчаянно живые.
Он сделал шаг вперёд, потом ещё. Болото чавкнуло под ногами. Он протянул руку, но Наталья вдруг резко дёрнулась — и исчезла.
— Наташа! — Алексей бросился вперёд, но трясина предательски засосала его ботинок. Он вырвал ногу, спотыкаясь, схватился за корягу. Воздух наполнился запахом гнили и страха.
Он стоял, тяжело дыша, глядя на гладкую поверхность, где только что была она. Болото молчало. Ни пузыря, ни крика.
— Господи… что я наделал…
Он упал на колени. В голове звенел один и тот же звук — её последний крик.
Когда он выбрался к дороге, вечер опустился на лес. Он шёл, шатаясь, как пьяный. На сердце не было облегчения. Лишь пустота.
Но, уходя, он не заметил — на поверхности болота что-то тихо шевельнулось. Из тины поднялась бледная рука…
Алексей проснулся в холодном поту.
Сон был таким реальным, что он ещё чувствовал запах тины, гнилой тишины и… крик. Тот самый крик.
Он сел на кровати и закрыл лицо руками. Прошло уже три дня. Три дня с того момента, как он оставил Наталью в болоте. Сначала он ждал новостей — но никто не звонил, никто не искал. Казалось, будто сама земля проглотила её.
«Может, она выбралась?» — мелькала мысль, но он гнал её прочь. Если бы выбралась, пришла бы. Если бы жила, уже подняла бы шум. Нет, это конец.
Но на третий вечер что-то изменилось.
Когда стемнело, Алексей услышал тихий стук. Три глухих удара в дверь. Он замер, сердце ухнуло вниз. Никого не ждал. Подошёл к окну — пусто. Только туман, ползущий со стороны болота.
Он открыл дверь — никого. Только на пороге лежала грязная, промокшая фотография: он и Наталья, на даче, улыбаются, с сыном на руках. Фото, которое она всегда хранила в кошельке.
Алексей выронил снимок.
— Не может быть…
Он запер дверь на засов и налил себе водки. Глоток. Второй. Третий. Но руки всё равно дрожали.
Ночью его разбудил звонок телефона. Старый, домашний, давно пылившийся аппарат.
— Алло? — голос дрожал.
Молчание. Только дыхание. Женское.
— Кто это?
И вдруг — тихо, с шипением, словно из-под воды:
— Лёша… помоги…
Он вскрикнул и швырнул трубку. Та закачалась, как маятник. Комната будто потемнела.
«Мне просто кажется… Это вина, галлюцинации…» — твердил он себе.
Но на утро, спускаясь к машине, он увидел следы — грязные, босые, уходящие от дороги в сторону болота. Женские.
Он поехал на работу, но мысли путались. Коллеги смотрели настороженно: глаза красные, руки трясутся.
— Всё нормально, — бросил он грубо. — Просто не спал.
Вечером снова болото. Он не выдержал — поехал туда. Взял фонарь, пошёл по тропе, пока воздух не стал густым, как сироп. Тишина давила.
И вдруг он увидел: на кочке, где она тогда боролась, лежала цепочка. Её цепочка. Та самая, с маленьким крестиком, подаренная им на годовщину.
Он поднял её.
— Наташа?.. — прошептал он.
В ответ — шорох. И тихое плескание воды.
А потом — голос.
— Я здесь, Лёша…
Он повернулся. Свет фонаря дрогнул. Между ветвями стояла женщина — мокрая, бледная, с потёкшими волосами.
Её глаза были темнее ночи.
— Не может быть…
Она шагнула к нему, и болото под её ногами не колыхнулось.
— Ты же сам сказал: пусть болото решит… Оно решило.
Фонарь выпал из рук. Тьма сомкнулась.
Наталья стояла перед Алексеем, но это была не та женщина, которую он знал. Её глаза были пустыми, тёмными, а движения — неровными, словно вода сама шевелила её тело.
— Наташа… это ты? — голос Алексея дрожал.
— Нет, Лёша… — шептала она, но голос звучал как эхо. — Это то, что осталось… то, что болото решило оставить.
Он не мог пошевелиться. Сердце колотилось так, что казалось, вот-вот разорвет грудь. Каждый шаг Натальи к нему сопровождался тихим бульканьем тины, будто земля сама шептала: «Возьми свою вину».
— Я… я просто хотел… — он задыхался. — Я не хотел…
— Ты уже сделал, — холодно ответила она. — Ошибка, Лёша, была не у меня, а у тебя.
Внезапно Наталья упала на колени перед краем болота, и земля вокруг неё стала пузыриться. Она протянула руки к Алексею, и он почувствовал, как холодная грязь обжигает пальцы.
— Спаси меня… — прошептала она, но это был не мольба, а ловушка.
Алексей рванулся к ней, схватил за плечи, но болото под ними дрогнуло. Коряги хрустнули, вода поднялась выше колен.
— Нет! — кричал он. — Я не потеряю тебя!
Но мгновение спустя Наталья исчезла. Как будто поглотила сама земля. Алексей остался на краю, залитый потом, руки грязные, сердце разорвано.
Тишину нарушал только лёгкий шорох и бульканье. И тогда он услышал смех. Тонкий, истерический, чужой — но знакомый.
— Лёша… теперь я с тобой навсегда… — голос звучал с поверхности болота.
Он понял: это уже не Наталья. Это что-то другое, что вобрало её боль, её страх и превратило в сущность, которую невозможно спасти.
— Господи… что я наделал… — он шептал себе.
Скоро он ощутил, как трясина ползёт к нему, словно руки самой земли. Каждое движение давалось с трудом, и сердце кричало: «Уходи!». Но Алексей не мог. Его взгляд был прикован к пустоте, где она исчезла.
Вдруг за спиной послышался звук шагов. Он обернулся — ни души. Но шаги повторились, всё ближе. Сердце замерло.
— Лёша… — опять голос. — Ты думал, что можешь уйти…
Он попытался отшатнуться, но нога провалилась в грязь. Болото затянуло щиколотку, потом колено. Паника захватила его.
Он кричал, пытался выбраться, но трясина была сильнее. А из тени, из глубины, показалась фигура Натальи — теперь не человек, а отражение боли, ожившая тьма.
— Прощай, Лёша… — шептала она.
И последний раз бульканье захлестнуло его. Алексей упал, болото проглотило его почти полностью. Только лицо, искажённое ужасом, торчало над поверхностью.
Когда же он попытался кричать, голос утонул в тине, и мир погрузился в холодную тишину.
На утро в болоте никого не было. Лишь цепочка с крестиком покачивалась на поверхности воды. Ветер шумел сквозь камыши, словно шепча: «Болото забирает всё».
С тех пор люди обходили это место стороной. Говорили, что иногда ночью слышны крики и смех, смешанный с плеском. Те, кто осмеливался подойти ближе, видели лишь дрожащую поверхность тины и цепочку, медленно качающуюся, как сердце, которое никогда не перестанет биться.
И никто уже не сомневался: болото помнит все грехи… и забирает тех, кто слишком долго жил с ложью.
