Три месяца Элиза пыталась забыть.
Она просыпалась на диване в доме сестры, где пахло кофе и корицей, но внутри всё было пусто. Томас снился ей по ночам — его голос, его взгляд, его рука на её волосах. А потом просыпалась, и реальность обрушивалась на неё, как ледяной душ: он — женат. Всегда был.
Она думала, что больше никогда не услышит его имени. Пока не пришло то письмо.
Конверт был аккуратный, женский почерк. Внутри — всего одна фраза:
«Нам нужно поговорить. Это касается Томаса.»
Элиза долго держала бумагу в руках, пока чернила не начали расплываться от слёз. Зачем жена Томаса хочет с ней встретиться? Чтобы унизить? Чтобы победить? Или… предупредить?
Сестра отговаривала:
— Лиза, не езжай. Пусть всё останется в прошлом.
Но Элиза знала: прошлое не отпускает, если не взглянуть ему в глаза.
Она приехала в город, где всё напоминало о нём. Та же улица, то же кафе, где он впервые сказал: «Ты — моё будущее». И теперь — дом. Тот самый, где они собирались жить после свадьбы.
Дверь открыла та женщина — высокая, хрупкая, с усталыми глазами. На вид — тень самой себя.
— Спасибо, что пришли, — тихо сказала она. — Меня зовут Хелен.
Они прошли в гостиную. На столе — чай, альбом с фотографиями, и… медицинские документы.
Элиза почувствовала, как сердце забилось сильнее.
— Вы, наверное, ненавидите меня, — начала Хелен, опуская взгляд. — Но, поверьте, я не враг.
— Тогда зачем всё это? — с трудом выговорила Элиза. — Зачем вы позвали меня?
Хелен глубоко вздохнула:
— Томас… умер.
Мир снова остановился. Воздух исчез. Всё, что Элиза слышала — биение собственного сердца и тихий звук часов на стене.
— Это… невозможно, — прошептала она. — Он… он писал мне три недели назад…
— Да, — кивнула Хелен. — Он писал тебе из больницы. Он хотел объясниться, но не успел.
Элиза не могла понять. Перед ней лежали бумаги — диагноз, дата смерти. Всё было официально.
Хелен подняла глаза, полные слёз:
— Я не знала о тебе до дня помолвки. Когда узнала — хотела ненавидеть. Но потом увидела, как он смотрит на тебя. Так… он никогда не смотрел на меня.
Она подала Элизе конверт:
— Он просил передать это, если не станет его.
Пальцы дрожали. Внутри было письмо.
«Если ты читаешь это, значит, я не успел. Я не герой, Лиза. Я запутался между долгом и любовью. Но знай: всё, что было — правда. Любовь к тебе — единственное, в чём я не солгал.»
Элиза закрыла глаза. Всё, что она пыталась забыть, вернулось, но теперь с новой болью — окончательной.
Элиза несколько минут сидела неподвижно, сжимая письмо, как будто в нём билось сердце Томаса.
Слёзы текли бесшумно, и только звук дождя за окном заполнял паузы между словами, которые невозможно было произнести.
Хелен поставила чашку чая перед ней и тихо сказала:
— Он долго болел. Не хотел, чтобы кто-то знал. Говорил: «Пусть Элиза запомнит меня живым».
Элиза подняла глаза.
— Болел? Чем?
Хелен с трудом выговорила:
— Лейкемия. Последняя стадия. Когда он сделал тебе предложение — уже знал диагноз.
Мир перевернулся. Всё, что казалось ложью, оказалось отчаянной попыткой любить наперекор судьбе.
— Почему… он ничего не сказал? — прошептала Элиза.
— Он боялся, — ответила Хелен. — Боялся, что уйдёшь.
После этих слов Хелен открыла ящик комода и достала небольшой блокнот.
— Это его дневник. Он хотел, чтобы ты знала всю правду.
Страницы пахли больницей и чернилами. Почерк — неровный, будто руки дрожали.
« Сегодня я снова видел Лизу. Она смеялась, как в первый день. Я не сказал ей, что времени мало. Хочу, чтобы она помнила свет, а не боль. »
« Хелен знает. Мы больше не муж и жена, но я не мог бросить её, когда она нуждалась во мне. А потом пришла Лиза, и я впервые понял, что живу. »
Элиза закрыла блокнот, прижимая к груди.
— Он… не предал. Он просто не успел.
Хелен кивнула, слёзы катились по лицу:
— Да. Он умер с твоим именем на устах.
Когда Элиза собралась уходить, Хелен остановила её у двери.
— Подожди. Есть ещё кое-что.
Она вынесла маленькую коробку, перевязанную лентой.
— Он заказал это для тебя. Оно пришло уже после…
Внутри был кулон в форме полумесяца. На обратной стороне — выгравировано:
“Для той, кто была светом в моей тьме.”
Элиза не могла больше сдерживаться. Она упала на колени, и плач, сдерживаемый месяцами, вырвался наружу.
Хелен обняла её. Впервые две женщины, когда-то разделённые любовью к одному мужчине, теперь были соединены его памятью.
Позже, возвращаясь домой, Элиза смотрела в окно поезда. В отражении — усталое, но светлое лицо.
Она шептала:
— Спасибо, Томас. За правду. За любовь. За то, что оставил мне свет.
В тот вечер она зажгла свечу и положила письмо рядом с кулоном.
Теперь она знала, что прощение — это не забыть, а принять.
А любовь… иногда живёт дольше, чем сердце, которое её носило.
Но ночью она проснулась от странного ощущения.
На телефоне — новое сообщение. От неизвестного номера.
«Вы должны знать: Томас жив.»
Элиза замерла. Сердце снова начало биться слишком быстро.
Пальцы дрожали, когда она перечитывала эти слова снова и снова.
Кто-то играет? Или… чудеса действительно случаются?
Телефон дрожал в руках Элизы.
Сообщение выглядело слишком реальным, чтобы быть шуткой. «Вы должны знать: Томас жив.»
Она перечитала его десятки раз, пока сердце не начало биться так громко, что казалось — слышат соседи.
Кто мог это написать?
Хелен? Нет, она сама показала документы, справку, всё…
Значит, кто-то другой.
Она ответила:
— Кто вы? Где Томас?
Ответ пришёл почти сразу:
— Если хотите узнать правду, приезжайте завтра в больницу Сент-Майкл, 16:00. Не говорите никому.
Элиза не сомкнула глаз всю ночь.
Разум твердил: это невозможно.
Но сердце… сердце шептало: а вдруг?
На следующий день она стояла перед белым зданием больницы. Осень тихо клала жёлтые листья на асфальт.
Элиза вошла в холл. Медсестра, увидев её, сказала:
— Вас ждут в палате 217.
Дверь открылась — и время остановилось.
На кровати сидел мужчина, худой, с осунувшимся лицом, но в его глазах… было то же тёплое сияние.
— Томас… — шепнула она.
Он медленно улыбнулся:
— Я знал, что ты придёшь.
Элиза не могла дышать.
— Но… как? Мне сказали, что ты умер!
— Я должен был исчезнуть, — ответил он. — Тогда шёл экспериментальный курс лечения. Шансов почти не было. Я попросил Хелен никому не говорить. Я не хотел, чтобы ты ждала чудо, которое может не случиться.
Слёзы потекли по её щекам.
— Ты не имел права лишать меня правды! — вскрикнула она. — Ты отнял у меня три месяца жизни в боли и лжи!
— Я хотел уберечь тебя, Лиза, — тихо сказал он. — Я думал, что умру. Но… выжил. И первым, кого захотел увидеть, была ты.
Они долго молчали. В комнате звучали только капли дождя, стучавшие по подоконнику.
Потом Элиза подошла и взяла его руку.
— Знаешь, — сказала она, — я бы всё равно осталась. Даже если бы зналa всё. Даже если бы знала, что конец близко.
Томас закрыл глаза, и по его лицу прошла дрожь.
— Прости. Я слишком поздно понял, что любовь не нуждается в защите. Она нуждается в правде.
Он достал из тумбочки конверт — второй, такой же, как тот, что передала Хелен.
— Это — моё последнее письмо. Для тебя. Но теперь, кажется, я могу сказать всё лично.
Элиза улыбнулась сквозь слёзы.
— Тогда говори.
Он поднял взгляд:
— Если у меня есть будущее — я хочу, чтобы оно было с тобой.
Через месяц они вышли из больницы, держась за руки.
Томас был слаб, но жив. А Элиза — сильна, как никогда.
Хелен пришла проститься.
— Заботься о нём, — сказала она с улыбкой. — Теперь он живёт благодаря тебе.
Элиза ответила:
— Нет. Мы живём благодаря ему. Он научил нас прощать.
И когда они шли по аллее, под тихий шорох листьев, Элиза подумала:
Иногда смерть — это не конец, а дверь в новую жизнь.
Главное — иметь мужество открыть её.
