Этап 1. 7 января 1999 года: последний поход в Старую баню
В протоколах было сухо:
«07.01.1999 г. около 19:00 трое несовершеннолетних –
Кузнецова Елена, 17 лет;
Орлова Светлана, 16 лет;
Гришина Ирина, 17 лет –
вышли из домов и направились, по словам свидетелей, в сторону Старой баньки на Глинищах. Домой не вернулись».
Роман Андреевич читал строки, а в воображении выстраивалась картина живой январской ночи пятнадцатилетней давности.
Старая баня стояла на окраине, за кирпичным заводом. Её ещё дедовские рабочие топили, потом коммунальщики, а к концу девяностых она стала полулегальным местом встреч местной молодежи: здесь выпивали, включали магнитолы, устраивали «зимние вечеринки».
Елена – худенькая, с короткой стрижкой и вечной улыбкой. В деле – «отличница, активистка, конфликтов нет». Светлана – «тихая, замкнутая», хотя на фотографиях из альбома, приложенного к папке, на неё смотрела девочка с цепким внимательным взглядом. Ирина – высокая, спортивная, капитан школьной волейбольной команды.
7 января 1999-го они втроём договорились «пойти погреться в баньке», так значилось в показаниях соседки, слышавшей их разговор на лестничной площадке.
Там же, в Старой бане, в тот вечер собирались и другие — компания местных «золотых мальчиков». В папке лежал список:
-
Лобанов Максим, 18 лет, студент юрфака, сын крупного бизнесмена и депутата горсовета.
-
Рудаков Кирилл, 19 лет, безработный, отец – владелец сети магазинов.
-
Стрижев Денис, 18 лет, студент технического техникума, отец – начальник дорожной службы.
В протоколах фигурировали их показания: якобы они пришли в баню позже, девчонок не видели, да и вообще «всё это слухи». Тогда дело быстро застопорилось. Обыски ничего не дали, баню осмотрели поверхностно, половицу никто не поднимал. Спустя год дело отправили в архив.
Теперь же, держа в руках зажигалку с гравировкой «М.Л.», Калугин понимал: та ночь была описана в протоколах не полностью.
Этап 2. Архивы, которых «не существует»
Утром следующего дня Роман поехал в отдел, где пятнадцать лет назад работал следователь по делу пропавших девушек – некто Сомов. Тот давно был на пенсии.
В картотеке нашлось несколько его служебных записок, которые почему-то не попали в основное дело. В одной говорилось, что «имеются основания полагать участие сыновей высокопоставленных граждан города», в другой – просьба разрешить проведение повторного осмотра места «подпольных посиделок» в бане. На обеих стояли две жирные резолюции «ОТКАЗАТЬ».
— Кто подписывал? — спросил Калугин у дежурного архивариуса.
— Тогдашний начальник РОВД, полковник Лобанов, — тот пожал плечами. — Отец вот этого самого Максима.
Картинка складывалась слишком гладко.
Роман нашёл адрес Сомова и вечером заехал к нему домой. Старый следователь жил в хрущёвке, в коридоре пахло лекарствами и старой бумагой.
— Это дело до сих пор стоит у меня в горле, как кость, — признался Сомов, когда Калугин положил перед ним фотографию трёх цепочек. — Я был уверен, что девчонки не просто исчезли. Но мне тогда ясно дали понять: «Кости не рой».
Он рассказал, что в 1999-м к ним в отдел приходили родители девочек — плакали, требовали проверки. Мать Ирины каждый день сидела в коридоре, пока Лобанов-старший не «поговорил» с начальником.
— Нам тогда намекнули, что девчонки могли сбежать в город, к какому-то взрослому мужчине, — хрипло усмехнулся Сомов. — Мол, сами виноваты. И дело потихоньку заглохло.
Калугин спросил о Старой бане.
— Осмотр был формальный, — вздохнул старик. — Пол не вскрывали. Хозяина баньки, старика Лукича, запугали проверками, он всё отрицал. А через пару лет баню закрыли — якобы из-за аварийного состояния.
Теперь, через пятнадцать лет, судьба сама вывела следствие под эти старые половицы.
Этап 3. Под полом
Раскопки под полом длились два дня. Экскаватор не использовали — только ручной инструмент, чтобы не повредить возможные улики.
На глубине около тридцати сантиметров экперты обнаружили плотный слой глины, а под ним — человеческие останки. Сначала один череп, затем второй и третий.
Калугин стоял у края раскопа в ватнике, мерзнув, но не отходя ни на шаг. Рядом фотограф фиксировал каждую деталь.
— Три скелета, женские, — констатировал судмедэксперт. — Предварительно — подростки или молодые. Лежали тесно, словно их сюда скинули в спешке.
Рядом с костями нашли фрагменты ткани: кусок джинсы, клочок ярко-красного свитера и молнию от куртки. Цвета почти не сохранились, но по описаниям одежды пропавших девушек совпадения были уж слишком явными.
О находке сообщили в область. Дело полетело вверх по инстанциям.
Роман понимал: теперь это не просто «пропавшие без вести», а убийство с сокрытием тела. И всё, что пытались замять в 1999-м, придётся вытаскивать наружу.
Этап 4. Мажоры, ставшие солидными господами
Максим Лобанов оказался весьма заметной фигурой: частная юридическая фирма, связи, дорогой дом в коттеджном посёлке.
— Думаете, он вспотеет от старой зажигалки? — спросил коллега, капитан Лебедев, когда они ехали к Лобанову на чёрной служебной «Шкоде».
— Если он умён, уже потеет, — сухо ответил Калугин.
Лобанов встретил их с натянутой вежливостью. Высокий, седина на висках, дорогой костюм. Взгляд цепкий, но в глубине глаз мелькнула тень, когда Роман положил на стол зажигалку.
— Вещь знакома?
Максим молчал пару секунд, потом усмехнулся:
— У меня в девяностых было много дешёвых зажигалок. Мало ли что могли найти.
— Это не «дешёвая», — заметил Роман. — Подарок на восемнадцатилетие. Гравировка, год, инициалы.
В кабинете наступила тишина.
— И что? — Лобанов откинулся на спинку кресла. — Я тогда часто проводил время в той бане. Но это ещё не значит, что я кого-то убил.
— В ту ночь, 7 января 1999 года, — продолжал Калугин, — вы, Рудаков и Стрижев собирались отмечать там Рождество. Ваша компания и… три школьницы.
Максим пожал плечами:
— Девчонки сами прибились. В тех краях половина города тусовалась.
— Но домой они не вернулись.
— Я не обязан следить за каждым, кто приходит на вечеринку.
Калугин внимательно наблюдал. Ни одного лишнего движения. Лобанов явно тренировал себя к подобным разговорам.
Рудаков оказался менее устойчивым. Встретив следователя, он начал нервно шутить, путаться в показаниях, а потом вдруг вспылил:
— Вы что, хотите повесить на меня древнее дело, чтобы отчётность поднять? Там все знали, что девчонки сами виноваты! Напились, ушли куда-то…
— Тела нашли под полом бани, — перебил его Роман. — Их туда не ветром занесло.
Денис Стрижев поначалу вообще отказался разговаривать. Но когда ему показали фотографии останков и напомнили про срок давности, которого для убийства нет, он сдался первым.
— Я никого не убивал, — дрожащим голосом сказал он. — Я… я помогал.
Этап 5. Та ночь
Из показаний Стрижева вырисовывалась иная картина.
Они пришли в баню ещё засветло. Лукич, старый истопник, растопил парную, взял деньги и ушёл, как обычно, оставив молодёжь саму.
Максим принёс алкоголь, Кирилл — музыку и какие-то таблетки «для веселья». Девчонки сначала смеялись, отказались пить крепкое, но постепенно поддались общему настроению.
— Лена больше всех спорила, — вспоминал Денис. — Она сказала Максу, что он ведёт себя как петух, который купил машину у папы и думает, что ему всё можно.
Макс вспыхнул. Он всегда ненавидел даже намёк на то, что его успехи оплачивает отец.
Спор перешёл в крик. Лена попыталась уйти, но Максим схватил её за цепочку на шее. Та порвалась — на крестике остались те самые царапины.
Светлана заступилась за подругу, Ирина попыталась оттащить Макса. Началась драка.
— Всё случилось очень быстро, — повторял Денис. — Он ударил Лену, она упала, ударилась виском о лавку. Сначала мы думали, что она просто потеряла сознание…
Но Лена не приходила в себя. Из-за травмы головы началось внутреннее кровотечение — так позже определил бы судмедэксперт. Тогда ребята в панике пытались привести её в чувство, плескали водой, но стало только хуже.
Светлана закричала, что вызовет милицию. Кирилл, уже пьяный, схватил её за руку и выкрикнул:
— Ты что, нас всех посадить хочешь?!
И здесь Денис окончательно путался в показаниях: то ли удар, то ли толчок, то ли случайное падение. В итоге обе подруги Лены оказались на полу без движения.
— Я хотел вызвать «скорую», — шептал он, — но Макс запретил. Сказал, что его отец всё «замнёт», только нужно убрать тела.
Они затоптали следы крови, перетащили девушек в предбанник, а потом, по указанию Максима, начали поднимать половые доски.
— Он заранее знал, где там яма, — признался Денис. — Сказал, что Лукич когда-то туда золу ссыпал, земля рыхлая.
Трое молодых мажоров ночью, в промёрзшей бане, по очереди опускали безжизненные тела в яму, засыпали землёй, укладывали доски обратно.
— Я думал, нас найдут, — закончил Денис, почти плача. — Но утром Макс пришёл к отцу. И всё пошло по-другому.
Этап 6. Цена тишины
Показания Дениса подтвердились частично: в архиве нашлось дело старика Лукича. В 2000-м его неожиданно арестовали за «хранение незаконного оружия» — старого ружья, которое лежало на чердаке десятки лет.
— А потом у него внезапно «обнаружили» рак, — добавил Сомов, когда Калугин снова заехал к нему. — Он умер в следственном изоляторе через полгода. Очень вовремя, да?
Полковник Лобанов ушёл на пенсию с почестями и вскоре переехал в столицу. Кирилл Рудаков ничего особенного не добился, жил на деньги родителей. Денис, как оказалось, всё эти годы мучился бессонницей и запоями.
Максим же сделал карьеру: связи, бизнес, адвокаты. Ему меньше всего хотелось, чтобы прошлое вылезло наружу.
На очной ставке с Денисом он держался до последнего.
— Этот человек был тогда пьян в стельку, — говорил он, не моргнув. — Его показания — не более чем попытка свалить всё на меня.
— А зажигалку вы тоже не узнаёте? — напомнил Калугин.
Максим промолчал.
Решающим оказались свидетельства ещё одного человека — жены Кирилла Рудакова. Она в 1999-м была его подружкой и той ночью сидела на скамейке у входа в баню, ожидая, пока «ребята напьются и нагуляются».
Она слышала крики, ругань, потом странный глухой шум — будто что-то тяжёлое тянули по полу.
— Кирилл выбежал бледный, как мел, — вспоминала она. — Сказал: «Если кому скажешь — отцу всё расскажу про твои дела». Я испугалась. Тогда нас всех держали на коротком поводке родители.
Теперь, спустя пятнадцать лет, страх уступил место усталости.
— У меня дочери самой шестнадцать, — сказала женщина. — Я хочу, чтобы эта история наконец закончилась.
Этап 7. Суд, который всё-таки состоялся
Процесс длился почти год. Адвокаты Лобанова и Рудакова работали агрессивно, пытались развалить дело на мелочах: улик мало, память свидетелей ненадёжна, экспертиза давняя.
Но были:
-
зажигалка с инициалами,
-
три цепочки,
-
костные останки с характерными травмами,
-
записи старого следователя Сомова, доказывающие, что расследование в 1999-м намеренно тормозили,
-
и, главное, признание Стрижева, подкреплённое деталями, которые невозможно было придумать.
Родители погибших девочек сидели в первом ряду. За пятнадцать лет они поседели, сгорбились, но не сломались.
Когда прокурор зачитывал обвинение, в зале стояла гробовая тишина. В какой-то момент Лобанов не выдержал и заорал, что «всё это политический заказ» и что «никто не докажет», но судья быстро пресёк истерику.
В приговоре суд указал:
-
Максима Лобанова признать виновным в причинении смерти по неосторожности двум лицам и умышленном убийстве третьего, совершённом с целью скрыть преступление, а также в сокрытии трупов;
-
Кирилла Рудакова – пособником;
-
Дениса Стрижева – соучастником в сокрытии преступления, с учётом его активного содействия следствию назначить минимальный срок.
Лобанов получил пятнадцать лет лишения свободы, Рудаков – десять, Стрижев – четыре.
Когда судья произносил «пятнадцать лет», в зале раздался всхлип. Это заплакала мать Лены.
Роман Андреевич смотрел на неё и думал, что это всё равно слишком мало за пятнадцать лет молчания и мороза над тройной могилой.
Но лучше, чем ничего.
Эпилог. Три крестика под стеклом
Старую баню всё же снесли. Но прежде чем на её месте вырос серый склад, рабочие по просьбе следствия оставили небольшой кусок земли нетронутым — угол, где когда-то стояла лавка, на которую упала Лена.
Там поставили небольшой каменный обелиск. На нём – три имён:
Елена Кузнецова, Светлана Орлова, Ирина Гришина.
И даты: 1981–1999, 1982–1999, 1981–1999.
Камень оплатили жители посёлка — понемногу, кто чем мог.
Три золотые цепочки с крестиками поместили в музей местной истории — в маленькую витрину с подписью: «Улики по делу о пропавших школьницах (1999–2014)».
Роман полностью закрыл папку, на обложке которой значилось: «Дело № 17/99. Пропавшие без вести». Теперь поверх старой записи крупно красовался штамп: «РАСКРЫТО».
Вечером он вышел из отдела и прошёлся до памятного камня. Было холодно, дул ветер.
У обелиска стояли двое – мужчина и женщина. Родители Иринки. В руках у женщины был небольшой букет гвоздик.
— Спасибо вам, — сказала она, заметив Романа. — За то, что не побоялись поднять старое.
Он только кивнул.
Ветер трепал ленты на венке, снег тихо скрипел под ногами.
Пятнадцать лет назад трое подруг исчезли в тёмном здании у реки, и город сделал вид, что забыл о них.
Спустя пятнадцать лет, когда строители оторвали старый пол, наружу вышла не только правда об их смерти, но и правда о том, кто здесь на самом деле «мажоры», а кто — люди.
И теперь, каждый раз вспоминая это дело, Роман Андреевич видел не холодную яму под полом бани, а три тонких золотых крестика, вспыхнувших в луче фонарика — как символ того, что даже сквозь глину и годы правда все равно выбирается на свет.
