ГЛАВА ПЕРВАЯ
Тревожный день
Катерина сошла с автобуса и направилась к центру помощи, но внутри у неё было неспокойно. Не так, как обычно. Обычно мысли о работе вытесняли всё остальное, но сегодня они цеплялись за одно — за Настю.
Свадьба.
День, который должен был быть светлым.
Катя старалась не думать о том, что в этот день её там не будет. Она давно научилась проглатывать обиду — жизнь приучила. Когда Настя сказала ей, что родители жениха «будут чувствовать себя неловко», если на свадьбе появится деревенская мать, Катя только кивнула. Не стала устраивать сцен, не стала плакать. Лишь ночью, лёжа на узкой кровати, долго смотрела в потолок, будто там можно было найти ответ, где она ошиблась.
В центре всё шло своим чередом. Семёновна действительно появилась первой, бодрая, с платком, завязанным «по-молодёжному».
— Катюш, давай давление смеряем, — привычно затараторила она. — Чего-то мне ночью не спалось.
Давление оказалось почти идеальным. Семёновна разочарованно вздохнула, но тут же оживилась — Катерина села рядом и стала расспрашивать, как прошла ночь, что снилось, болят ли колени. Старушка расплылась в улыбке. Ей и нужно было-то — чтобы рядом посидели.
Катя выполняла назначения врача, перевязывала раны, разносила лекарства, но всё время ловила себя на том, что прислушивается к телефону. Ждала звонка. Или хотя бы сообщения.
К обеду телефон всё ещё молчал.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Богатые люди
Родителей жениха Катерина видела всего один раз — на смотринах. Они приехали на чёрной машине, чистой, как лакированная. Из неё вышли ухоженные люди с прямыми спинами и одинаковыми холодными улыбками.
Мать — Людмила Павловна — смотрела на Катерину так, будто оценивала товар на рынке. Внимательно, без злости, но и без тепла. Отец — Игорь Сергеевич — почти не говорил, только кивал и время от времени бросал короткие реплики о «перспективах» и «уровне».
Дом Катерины они осмотрели мельком. Курятник, корову, старенький забор — всё это словно подтверждало их внутренний вердикт: не тот круг.
После их отъезда Настя долго молчала, а потом вдруг сказала:
— Мам, они… другие. У них всё по-другому.
Катерина тогда лишь вздохнула. Она уже поняла, что дочь постепенно уходит в чужую ей жизнь. И от этого было больно, но удерживать силой она не собиралась.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Перенос
Сообщение пришло неожиданно, уже под вечер.
«Мама, у нас проблемы. Свадьбу перенесли».
Катерина села на лавочку у центра. Сердце ухнуло вниз.
— Как перенесли? — набрала она и тут же нажала «отправить».
Ответа не было долго. Потом пришло короткое:
«Я потом всё объясню. Не приезжай, пожалуйста».
Это «пожалуйста» резануло сильнее всего.
Катя вдруг ясно поняла: что-то пошло не так. Очень не так.
Вечером, возвращаясь домой, она почти не смотрела в окно электрички. Поля мелькали мимо, но она их не видела. В голове крутилась одна мысль: Настю обидели.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Беременная невеста
Правду Настя рассказала только ночью. Позвонила, всхлипывая, будто боялась, что мать рассердится.
— Мам… они решили, что лучше будет в другом ЗАГСе. Там… приличнее. И гостей меньше. Только свои.
— А ты? — тихо спросила Катерина.
Настя замолчала.
— А я… я должна была приехать позже. Сказали, что так будет правильнее. Чтобы… — она замялась, — чтобы не было разговоров.
Катя сжала телефон так, что побелели пальцы.
— Про беременность? — спросила она прямо.
Настя разрыдалась.
— Мам, я не хотела… я думала, всё наладится…
Катерина долго молчала. В груди поднималась горячая волна — не злости, а боли. Её дочь, её девочка, сидит одна в чужой квартире, в свадебном платье, и боится даже поднять голову.
— Я приеду, — сказала Катя.
— Не надо! — испуганно вскрикнула Настя. — Пожалуйста, не приезжай! Они и так…
— Они уже сделали достаточно, — твёрдо ответила Катерина и отключила телефон.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Дорога
Она собралась быстро. В сумку кинула документы, деньги, платок. Переоделась в своё лучшее платье — простое, тёмно-синее. Перед выходом зашла в сарай, погладила Милу по тёплому боку.
— Потерпи без меня, — прошептала.
Электричка была почти пустой. Катерина сидела у окна, сложив руки на коленях. Она не репетировала речь, не думала, что скажет. Она просто ехала к дочери.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Другой ЗАГС
ЗАГС оказался новым, стеклянным, с мраморным полом. У входа стояли дорогие машины, смеялись нарядные гости.
Катерина вошла спокойно.
— Свадьба Соколова? — спросила она у администратора.
Та кивнула и вдруг запнулась:
— А вы… со стороны?
— Я мать невесты.
Слова повисли в воздухе.
Людмила Павловна увидела её первой. Лицо побледнело, улыбка дрогнула.
— Что вы здесь делаете? — прошептала она.
Катерина посмотрела ей прямо в глаза.
— Пришла за дочерью.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Когда всем стало плохо
Разговор был коротким.
Катерина не кричала. Она говорила спокойно, почти буднично. О том, что Настя беременна. О том, что ей стыдно. О том, что свадьбу перенесли тайком, будто речь шла не о живом человеке, а о неудобной вещи.
Кто-то из гостей отвернулся. Кто-то опустил глаза.
Жених стоял бледный, словно впервые понял, во что ввязался.
Людмиле Павловне стало плохо. Её усадили на стул, дали воды.
— Я не позволю, — сказала Катерина напоследок, — чтобы мою дочь унижали.
Она развернулась и ушла.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Домой
Настю она забрала в тот же вечер. Без скандалов, без объяснений. Просто сказала:
— Собирайся.
В деревне было тихо. Пахло сеном и молоком. Настя долго сидела на крыльце, прижимая ладони к животу.
— Мам, прости меня, — прошептала она.
Катерина обняла её.
— Главное, что ты дома.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Новая жизнь
Ребёнок родился зимой — девочка. Маленькая, тёплая, живая. Катерина взяла внучку на руки и вдруг почувствовала, что всё остальное больше не имеет значения.
Жених больше не появился. Его родители тоже.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
После свадьбы, которой не было
Первые недели после возвращения в деревню Настя будто жила на автопилоте. Просыпалась рано, помогала матери по хозяйству, кормила кур, доила Милу, а потом подолгу сидела у окна, глядя на дорогу. Катерина видела это и не торопила. Она знала: боль должна отболеть.
Никто из семьи жениха больше не звонил. Сын их тоже исчез — будто его и не было в жизни Насти. Иногда Катерина ловила в глазах дочери тень сомнения, будто та всё ещё ждала, что он появится, извинится, всё исправит. Но дни шли, а телефон молчал.
— Значит, так и надо, — однажды тихо сказала Настя, гладя округлившийся живот. — Значит, не наш человек.
Катерина тогда ничего не ответила, только крепче обняла дочь. Внутри у неё уже было ясно: та семья не выдержала испытания простым человеческим достоинством.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Слухи
В деревне, как водится, всё узнаётся быстро. Кто-то видел Катерину в городе, кто-то слышал про «сорванную свадьбу», кто-то уже додумал остальное сам.
— Говорят, тебя богатеи обидели, — осторожно сказала соседка Мария, встретив Катерину у колодца.
— Говорят, — спокойно ответила та.
И на этом разговор был окончен.
Ни оправданий, ни жалоб Катерина никому не давала. Она жила дальше — работала, ездила в центр, возвращалась домой. Люди видели это и постепенно перестали шептаться. В деревне уважают не тех, кто громко жалуется, а тех, кто держится прямо.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Возвращение к работе
В центре помощи Катерину встретили как обычно — шумно и радостно.
— Катюшка! — Семёновна всплеснула руками. — А мы думали, ты совсем пропала!
Катерина улыбнулась. Работа снова втянула её с головой. Люди всё так же приходили со своими бедами — большими и маленькими. Кто-то просил перевязать рану, кто-то просто посидеть рядом и поговорить.
И Катя вдруг поймала себя на мысли, что стала спокойнее. Как будто внутри что-то встало на место. Боль за дочь никуда не делась, но теперь рядом с ней жила и уверенность: она всё сделала правильно.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Роды
Роды начались ночью. Настя разбудила мать тихим голосом, но Катерина вскочила мгновенно — опыт медсестры не подвёл.
В районную больницу ехали затемно. За окном мелькали огни, а Настя крепко держала мать за руку.
— Мам, мне страшно, — призналась она.
— Мне тоже когда-то было, — честно ответила Катерина. — Но мы справимся.
И справились.
Когда ей положили на руки маленький, сморщенный, кричащий комочек, Катерина не смогла сдержать слёз. Это были другие слёзы — тёплые, очищающие.
— Девочка, — сказал врач. — Здоровая.
Катерина улыбнулась сквозь слёзы.
Вот и всё. Теперь начинается новая жизнь.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Письмо
Через месяц после родов в почтовом ящике Катерина нашла письмо. Без обратного адреса.
Почерк был незнакомый.
Писала Людмила Павловна.
Она извинялась. Долго, путано, словно сама не понимала, зачем пишет. Говорила, что «всё вышло неправильно», что «так было нужно», что «они хотели как лучше». Ни слова о сыне. Ни слова о Насте.
Катерина дочитала письмо до конца, сложила его и убрала в ящик стола. Ответа писать не стала.
Некоторые извинения приходят слишком поздно.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Два поколения
Алина росла спокойным ребёнком. Часто засыпала у Катерины на руках, будто чувствовала в ней надёжную опору. Настя смотрела на них и постепенно менялась — выпрямлялась, становилась увереннее, больше улыбалась.
— Мам, — однажды сказала она, — если бы тогда ты не приехала… я не знаю, что бы со мной было.
Катерина погладила её по голове.
— Мать всегда должна приезжать, — просто ответила она.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Электричка
Прошёл год.
Катерина снова ехала в электричке. Всё тот же путь, всё те же поля за окном. Только теперь в сумке лежали не лекарства и документы, а маленькая детская кофточка — Настя попросила купить в городе.
Катерина смотрела в окно и думала, что жизнь, как эта дорога, — вроде бы одна и та же, а каждый раз другая. Где-то она уводит в сторону, где-то возвращает обратно.
Главное — не потерять себя.
ЭПИЛОГ
Просто жизнь
Вечером они сидели втроём на крыльце. Алина сопела у матери на руках, корова Мила мирно жевала траву, над домом медленно сгущались сумерки.
— Мам, — тихо сказала Настя, — я больше не стыжусь, что я из деревни.
Катерина улыбнулась.
— А я никогда и не стыдилась.
И в этот момент ей стало ясно:
богатство — не в залах ЗАГСа и не в громких фамилиях.
Оно — в умении остаться человеком.
А в доме снова стало светло.
