— Алла, ты серьёзно не собираешься продавать этот дом? — Кирилл, отложив вилку, повернулся к жене и посмотрел на неё с такой настойчивостью, будто собирался что-то отломить. — Я ещё не решила, — спокойно ответила Алла, продолжая мешать суп в тарелке, словно разговор её совершенно не касался. Глаза оставались опущенными, движения — неспешными. — Всё это произошло слишком внезапно. — Внезапно? Прошёл уже месяц! Ты каждое воскресенье туда ездишь, как будто на курорт, — Кирилл раздражённо повёл плечами. — А мы, между прочим, до сих пор живём на съёмной квартире. Даже на первый взнос по ипотеке толком не накопили. Алла подняла на него уставший взгляд. Этот разговор повторялся как старая заезженная пластинка — снова и снова, и каждый раз громче. — Я понимаю, Кирилл. Но это наследство от тёти Лены. Я не могу вот так сразу взять и продать её дом. — От тёти, которую ты видела всего три раза в жизни! — вспылил Кирилл и резко поднялся. Он развёл руками, словно хотел растолкать стены кухни и выбраться наружу. В этот момент на столе завибрировал телефон. На экране — «Наталья Викторовна». Свекровь. Ну конечно… кого-то не хватало. — Не отвечай, пожалуйста, — тут же попросил Кирилл, заметив, как лицо Аллы изменилось. Но она всё-таки взяла трубку. — Добрый вечер, Наталья Викторовна. — Аллочка, милая! — голос свекрови звучал слишком бодро, как будто она только что вернулась с бала. — Как у тебя дела с домом? Мы нашли отличного риелтора, он может подъехать уже завтра! Случайно, конечно, — подумала Алла, бросив взгляд на мужа. Кирилл делал вид, что сосредоточенно выравнивает угол скатерти. — Спасибо, но я пока не планирую ничего продавать, — твёрдо сказала Алла, стараясь не терять спокойствия. — Как это — не планируешь? — голос Натальи Викторовны стал холоднее. — Вы же с Кирюшей хотели купить квартиру. Это идеальный вариант! — Мы обсудим это позже, хорошо? Сейчас ужинаем, — коротко ответила Алла и положила телефон экраном вниз. Тишина, повисшая в комнате, казалась звенящей. Кирилл сидел с опущенными глазами, словно провинившийся школьник. — Такое чувство, будто твоя мама сидит здесь с нами, — тихо заметила Алла, сдерживая раздражение. Кирилл пожал плечами, пытаясь улыбнуться. — Я ей просто рассказал… Ты ведь не просила держать это в секрете. — Нет, не просила, — вздохнула Алла, поднимаясь, чтобы убрать тарелки. — Просто странно — дом вроде бы мой, а распоряжаются им все, кроме меня. — Потому что это логично! — повысил голос Кирилл. — Старый дом продаём, покупаем нормальную квартиру. Мы три года копим, и вот — удача свалилась с неба! Алла застыла на месте, крепко сжимая тарелки в руках.
Алла постояла несколько секунд, чувствуя, как напряжение растёт внутри неё, как пар в чайнике, вот-вот сорвёт крышку. Потом медленно поставила тарелки в мойку, не глядя на мужа.
— Кирилл, — тихо сказала она, — я не против квартиры. Но дом… он особенный.
— Особенный? — усмехнулся он. — Ты же сама говорила, что он старый, что полы скрипят, крыша течёт и в подвале сыро. Какой уж тут особенный.
Алла не ответила. В голове пронеслись воспоминания — запах старой мебели, пыль, солнечные полосы на ковре, тишина, которая будто бы дышит. И та фотография на стене — тётя Лена в молодости, с удивительно прямым взглядом, словно смотрела сквозь десятилетия прямо в душу.
Когда Алла впервые приехала туда после похорон, она собиралась просто осмотреть дом — оформить документы, решить, что выкинуть, что оставить. Но не смогла уехать. Осталась на ночь. Потом на выходные. А потом… поняла, что тянет туда снова.
Не то чтобы там было уютно — наоборот. Дом стоял на краю деревни, возле старого сада, заросшего яблонями, и с первого взгляда казался заброшенным. Но внутри царила какая-то странная, почти живая тишина. Алле казалось, что она не одна. Иногда — что кто-то ходит по коридору, когда она читает в гостиной. Или что шепчут стены.
Она не боялась. Наоборот — это её успокаивало.
На следующее утро, пока Кирилл собирался на работу, Алла уже паковала сумку.
— Опять туда? — спросил он, застёгивая рубашку.
— Да. Хочу привести в порядок сад. Скоро листья посыпятся.
Кирилл хотел что-то сказать, но сдержался. Только сухо кивнул.
Когда дверь за ним закрылась, Алла выдохнула. На кухне остался запах кофе и раздражения. Она налила себе немного воды, посмотрела на своё отражение в окне — бледное лицо, тёмные круги под глазами.
— Всё хорошо, — сказала она себе вслух. — Просто съезжу на день.
Но знала — останется, как обычно, на ночь.
Дорога вела через лес. Октябрь уже вступил в свои права: обочины были усыпаны золотыми листьями, воздух пах землёй и холодом. Когда показалась крыша дома, сердце у Аллы непроизвольно сжалось — как будто увидела старого друга.
Она припарковала машину у ворот, взяла сумку, ключи и замерла перед дверью. На крыльце лежали листья, ветром прижало одну старую открытку к порогу. Алла подняла её — пожелтевшая, с надписью «С Новым годом, 1983». На обороте: аккуратный почерк — «Для моей дорогой Елены. Пусть этот год принесёт тебе покой.»Подпись — неразборчивая, будто человек торопился.
Алла нахмурилась. В доме таких открыток она раньше не видела.
Она вошла.
Запах — всё тот же: пыль, немного лаванды и чего-то старого, как будто сама память имеет аромат. В гостиной свет пробивался сквозь шторы, на полу — полосы золота.
Алла сняла пальто, зажгла камин, потом прошла в комнату тёти Лены.
На тумбочке стояли часы — старые, с позолоченным циферблатом. Они шли. Алла знала, что заводила их неделю назад, но звук их тиканья всегда казался странным — будто шёл неравномерно, словно сердце, уставшее от жизни.
Она провела пальцем по столу, где лежала книга — толстый том Чехова, раскрытый на середине. Алла знала, что Лена когда-то работала библиотекарем, но давно бросила, переехала в деревню и почти ни с кем не общалась. Никто толком не знал, почему.
После обеда Алла вышла в сад. Яблоки уже опали, листья шуршали под ногами. У калитки стояла старушка в сером пальто и с палкой.
— Добрый день, — сказала Алла, подходя ближе.
— Здравствуйте, милая. Ты, должно быть, Аллочка? — старушка улыбнулась беззубо. — Я Вера Павловна, соседка. С Леночкой дружили.
Алла кивнула.
— Тётя Вера, заходите, я как раз чай поставила.
— Нет, нет, я ненадолго, — махнула та рукой. — Хотела только сказать… ты не ночуй там одна, ладно? Дом… он с характером.
Алла невольно усмехнулась.
— В смысле — с характером?
— Ну, Лена была… особенная. Всё сама да сама. После смерти мужа совсем в себя ушла. Говорят, книги собирала, письма какие-то писала. А потом… — старушка осеклась. — Ладно, не бери в голову. Просто будь осторожна.
И ушла, тяжело ступая по дорожке.
Вечером Алла сидела у камина, пила чай и листала старый альбом, найденный в комоде. Фотографии: молодая Лена, рядом мужчина с густыми бровями, потом дети — девочка и мальчик. Алла нахмурилась: у тёти Лены, насколько она знала, не было детей.
На обороте одной фотографии — надпись: «Курск, 1972. Наши. Больше никогда.»
Она почувствовала, как по спине пробежал холод.
Порывшись в ящике, Алла нашла конверт с тем же почерком, что и на открытке. Письмо было коротким:
«Лена, я всё понимаю. Ты поступила правильно. Но не держи это здесь. Увези. Пока не поздно.»
Ни подписи, ни даты.
Алла сидела, долго глядя на бумагу. Дом будто прислушивался. Где-то наверху поскрипели половицы.
Она поднялась, взяла фонарик и пошла наверх.
На чердаке пахло пылью и старым деревом. В углу стоял сундук. Алла открыла его — внутри старые платья, книги, пожелтевшие тетради. Она подняла одну. Это был дневник.
Записи начинались в 1971 году.
«Сегодня я поняла, что не могу так больше. Андрей уезжает. Говорит, надо “исчезнуть на время”. Я должна спрятать документы. Если их найдут — всё пропало.»
Дальше — обрывки фраз, нервные строчки, перечёркнутые слова. И в конце страницы:
«Если кто-то найдёт это — не верьте им. Правда в подвале.»
Алла замерла.
Подвал.
Она вспомнила: дверь туда заколочена, Лена всегда держала её под замком. Когда Алла пыталась открыть — ключа не было.
Теперь она знала, что должна сделать.
Ключ нашёлся в ящике с инструментами — старый, ржавый. Подвал пах сыростью и металлом. Алла спустилась по ступенькам, свет фонаря прыгал по стенам.
В углу стоял старый сундук. Не такой, как на чердаке — железный, тяжёлый. Алла потянула крышку — она поддалась с противным скрипом.
Внутри лежали документы, газеты, и… пистолет. Маленький, обёрнутый в тряпку.
Сверху — газета 1984 года, с заметкой: «Пропавшая семья из Курска. Розыск продолжается.»
Алла ощутила, как дыхание сбивается. В углу глаза мелькнуло движение — тень? Она резко повернулась, но там никого не было.
Она быстро закрыла сундук, захлопнула крышку и поднялась наверх, стараясь не думать. Но в голове звучала одна фраза: «Больше никогда.»
На следующее утро приехал Кирилл. Без звонка, без предупреждения.
— Ты вообще в своём уме? — начал он с порога. — Я звонил тебе весь вечер! Мама с ума сошла, думала, с тобой что-то случилось.
— У меня просто связь не ловила, — устало сказала Алла.
— Не ловила… — Кирилл прошёл по дому, оглядываясь. — Вот скажи, что ты тут вообще делаешь? Привидений ловишь?
Он остановился у камина, где на столе лежали дневники.
— Это ещё что?
— Тёти Лены записи. Я нашла их на чердаке.
— Ну и что? Сожги. Чего ты с ними носишься?
Алла молча посмотрела на мужа. Что-то в его голосе было чужое, раздражающее.
— Кирилл, — тихо сказала она, — мне кажется, тётя Лена скрывала что-то.
— Господи, — он закатил глаза. — Алла, хватит. Хватит играть в детектива. Нам нужны деньги, понимаешь? Деньги. Дом стоит хороших денег, а ты возишься с чепухой.
— Это не чепуха.
— Ещё как чепуха! — он подошёл ближе, почти крикнул. — Ты за месяц изменилась, ты сама на себя не похожа!
Алла отступила на шаг.
— Может, я просто впервые чувствую себя живой, — сказала она.
Кирилл замолчал, потом резко отвернулся.
— Всё. Завтра приедет риелтор. Если ты не хочешь — я сам всё решу.
Он вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.
Алла не спала почти всю ночь. Сидела у окна и слушала, как ветер гудит в печной трубе. Дом словно жил своей жизнью, дышал, стонал, шептал.
Под утро она снова достала дневник. Последняя запись была сделана почти неразборчиво:
«Они придут. Я слышу, как стучат в дверь. Но я не открою. Не дам им забрать то, что принадлежит правде.»
Утром приехал риелтор — мужчина в костюме, с портфелем и холодной улыбкой. Кирилл стоял у ворот, Алла — на крыльце.
— Дом неплохой, — сказал риелтор, осматривая фасад. — Старенький, но можно привести в порядок.
Алла молчала.
— Мы готовы оформить предварительный договор уже сегодня, — добавил он.
— Подождите, — тихо сказала она. — Я должна кое-что показать.
Она повернулась и пошла к дому. Мужчины переглянулись и последовали за ней.
Алла спустилась в подвал, включила фонарь и подошла к сундуку.
— Здесь, — сказала она.
Кирилл нахмурился:
— Ты серьёзно?
Но когда Алла открыла сундук и они увидели содержимое — риелтор побледнел. Газеты, документы, пистолет. И ещё — старая детская игрушка, плюшевый медвежонок с оборванным ухом.
— Что это за чертовщина? — прошептал Кирилл.
Риелтор молча достал телефон.
— Я… думаю, нужно вызвать полицию.
Следующие часы прошли как в тумане. Следователи, вопросы, протоколы. Аллу несколько раз просили повторить, где и как она всё нашла. Кирилл стоял рядом, мрачный, почти не разговаривал.
Выяснилось: пропавшая семья из газет — это и была семья тёти Лены. Муж и двое детей. Исчезли в 1984 году. Никто тогда не смог доказать, что случилось. Лена осталась одна и переехала в деревню.
Поздно вечером, когда все уехали, Алла осталась на крыльце. Ветер трепал волосы, небо было густо-синее, звёзды — как иголки.
— Ты знала, — прошептала она в темноту. — Ты всё это хранила.
В доме тихо зазвенели часы.
Через неделю всё стихло. Полиция забрала документы, эксперты подтвердили: оружие было зарегистрировано на мужа Лены, а на нём — отпечатки двух человек. Дело о пропавшей семье открыли заново.
Кирилл не говорил об этом ни слова. Он снова заговорил о квартире, но уже осторожнее.
Алла же начала ездить в дом всё чаще — теперь не из-за тайны, а из-за ощущения, что там — её место.
Она нашла в саду старую скамью, отмыла её, посадила цветы. Каждый раз, уезжая, закрывала ворота и тихо говорила:
— Я вернусь.
Однажды вечером, уже в ноябре, она пришла в дом и нашла на столе записку. Бумага была чистая, новая, но почерк — тот самый.
«Спасибо, Алла. Теперь дом твой. И — наконец — свободен.»
Она долго стояла, глядя на строчки, потом аккуратно сложила листок и положила между страницами дневника.
Ветер за окном стих. В камине потрескивал огонь. Дом будто вздохнул — спокойно, облегчённо.
Кирилл так и не понял, почему она решила остаться.
Он пытался уговаривать, спорить, в конце концов — собрал вещи и ушёл.
Алла не остановила.
Теперь по утрам она выходила на крыльцо с чашкой кофе и смотрела, как солнце поднимается над садом. В доме было тихо, но не пусто.
Иногда, когда скрипела дверь или звякали часы, она улыбалась.
Покой, которого тётя Лена искала всю жизнь, наконец вернулся в дом.
А вместе с ним — и к Алле.
